понедельник, 22 февраля 2010 г.

Валерия Гордеева "Воскресение Марии"

Журналистское расследование

В О С К Р Е С Е Н И Е М А Р И И

- Видела ли я Гитлера? - на лице Марии Андреевны, с крупными чертами, знакомыми мне с детства (с ее дочерью Зиной мы учились в одной школе, жили в одном доме и долгие годы поддерживали необременительную телефонную связь), появилась напускная обида. Подруга в те минуты стояла к нам, сидевшим на диване, спиной и что-то доставала из серванта.

М.А. (в дальнейшем, для краткости, я буду именовать ее именно так) вытянула руку с аристократической узкой ладонью в сторону дочери. И откуда что взялось у крестьянки из-под Самары? Может, это - и не гены, но все же какие-то флюиды, шедшие от образованного землевладельца Новикова и от добрейшего князя-хромоножки Хованского, здешних хозяев всего вокруг, никогда не обижавших бедняков? Вытянула она руку с длинными красивыми, даже без маникюра, пальцами, и, почти касаясь дочки, по-военному четко ответила на мой вопрос:

- Конечно, видела. Даже ближе, чем зинкину жопу!

Она и не пыталась извиниться или употребить какой-то синоним, иначе это была бы не М.А. И я не вздрогнула, не смутилась - уж так слово «Гитлер» хорошо сочеталось с аппетитной филейной частью всегда упитанной моложавой Зины, - а, усмехнувшись, точно записала в блокнот (и запомнила навсегда) эту пикантную фразу. Как, впрочем, и последующие, более деловые.

В тот год я собирала материал к очередной своей книге, поэтому пристально интересовалась Германией тридцатых годов. Куда же мне без М.А., поняла я, долго жившей за границей, служившей, в том числе, и в Берлине? Без чапаевки «Анки-пулеметчицы», ставшей после Гражданской войны разведчицей «под прикрытием»? Про ГРУ (Главное разведуправление Генштаба) и его негласных сотрудников теперь многое известно: «Мы мирные люди, но наш бронепоезд».

Вот и пришла я в гости к Марии Андреевне Поповой и Зине, которую женщина ухитрилась родить в самом центре фашистского рейха (прямо как радистка Кэт из «Семнадцати мгновений»!), в лучшей из лучших клиник мира, куда, тайком, наезжали «кремлевские жены», как теперь говорят. И это в годы, когда все - «нельзя»! В чужой, враждебной стране! При столь опасной работе! Без мужа! (Зина и сейчас не знает, кто ее отец: М.А. даже перед смертью, не раскрыла ей свой - или не столько свой? - секрет.)

Так, не спеша, и потекла наша беседа. С подробностями. С деталями, очень ценными, когда речь идет о конкретике. А то неприличное, вроде бы, словцо, прозвучавшее в начале разговора, - да Бог с ним! Сейчас не такое произносят публично и печатают без стеснительных когда-то точек, полностью.

Что касается всяческих тайн, то в жизни М.А. их было немало. О которых никто, кому «не положено», ничего не знал. Или, по тем или иным причинам, просто «забыл». Но. «Ничто не исчезает бесследно». Единственное, что я, гуманитарий до мозга костей, постигла из физики, да и то - весьма приблизительно. Кстати, в одной развлекательной программе по TV я недавно услышала такую фразу от полуголой красотки-героини: «До мозга и костей», которую она произнесла несколько раз: посмотрите, мол, какая я крутая! И никто из ведущих, онемев, не поправил девицу. А я - подумала тогда: «Ну, что ж, можно и так сказать. В нашем государстве. В наше время».

Зина кое-что узнавала от скрытной матери, но очень постепенно. Кое-что рассказывала словоохотливая Клавдия Чапаева, дочь Василия Ивановича, часто бывавшая у них. Помню радостные восклицания, когда она звонила в квартиру Поповых: «Ой, Кaля пришла!». А мы, несколько маленьких девчонок-соседок, хихикали, сидя под огромным, овальным дубовым столом, замаскированные атласно-кремовой, до полу - скатертью, как все вокруг, зарубежной: очень смешило домашнее имя тети Клавы.

Немногословная М.А., отбиваясь от нескончаемых вопросов любознательной дочери, нехотя давала какие-то пояснения: все силы и время она тратила на лекции о Гражданской войне - о Василие Ивановиче, о «Петьке», о подвигах чапаевцев, разъезжая с выступлениями по городам и весям, а серебряный орден Боевого Красного Знамени гордо - и грозно - поблескивал на ее высоченной груди. Рядышком скромненько притулилась медаль: «20 лет РКК». Для понимающих -свидетельство того, что М.А. - разведчица. И даже не «бывшая»!

Позже Зина добирала факты и информацию уже сама: что-то сопоставляла, анализировала своим, еще детским, умом, иногда лихо фантазировала. Например, что отец ее - друг Чапаева, некто Кроливецкий (и сейчас помню эту фамилию!), героически погибший - вместе с командиром. А мы слушали, раскрыв рты, развесив уши и не задавая естественного вопроса: как рождение Зины могло произойти в Берлине, в самом начале тридцатых, столько лет спустя после смерти «папаши»?

Потом, повзрослев, забыли об этом кудеснике, но с прежним интересом впитывали обильные романтические эпизоды о «белых», о «красных», о «психической атаке» каппелевцев («интеллигенция!», «офицерье!»), об «Анке», недавней батрачке, отличившейся в походах неоднократно. Снимок ее (наверное, постановочный или с проб фильма «Чапаев», которому в этом году - 75 лет) - при полном параде, чуть ли не в пулеметных лентах крест на крест - стоял всегда у Поповых на трофейном пианино, хотя на нем никто никогда не играл. Актрису «Братья Васильевы», режиссеры, но не братья на самом деле, подобрали удачно: сходство - явное, даже на мой, заинтересованный, взгляд.

Зина, по многолетнему знакомству, кое-чем делилась со мной и в солидном возрасте, уже без всяких детских «измышлений» (любимое слово гебистов): по журналистской привычке - проверяла. Что-то вдруг накатывало на нее, вспоминалось. Без учета рода моей деятельности. Так, однажды, она рассказала мне про то воскресенье (или воскресение, что совсем другое), которое спасло жизнь ее матери. Что-то к слову пришлось, к тем, прошлым, годам, и пошло-поехало. Напрасно она забывала о моей профессии. И все же - спасибо ей за это.

. Задолго до последней войны у нас воскресеньем заканчивалась трудовая неделя: суббота, какое-то время, была рабочим днем. А евангелисты писали в «Новом завете» про воскрешение Христа так: «По прошествии субботы, на рассвете первого дня недели».(от Матфея, гл. 28, стих 1) Мария Магдалина «пришла посмотреть на гроб». А там - «Ангел Господен, сошедший с небес», сидел. «Вид его был как молния и одежда его была как снег». (Стиль, грамматика и пунктуация - оригинала - В.Г.) И он поведал, что «Его нет здесь. Он - воскрес, как сказал». («После трех дней воскресну».)

Так вот, надо же было такому случиться, что приехала М.А. в Москву из Швеции, где работала после Берлина под крылышком Александры Михайловны Коллонтай, именно в воскресенье, летом 38-го года. Настроение было скверное, как погода за окном поезда: серая, холодная, беспросветная. Короче, сплошной мрак. Да и не могло быть иначе! Срочный, без всяких объяснений, вызов не предвещал ничего радужного. Лишь арест, тюрьму, лагерь. О дальнейшем можно было только догадываться. Люди ведь уже, один за другим, исчезали вокруг! Неужели пришла и ее очередь? Вроде, никаких проколов, никаких накладок - не было. Отчего же так муторно на душе? Еще Коллонтай, прощаясь, утешила своеобразно:

- Если - что, насчет Зины не волнуйся. Я ее хорошо устрою. По крайней мере, пока я - посол Советского Союза в Швеции!

Успокоила, называется. Но что же все-таки стряслось? В нетипичной для себя тревоге приехала М.А. с вокзала к себе и сразу же начала звонить друзьям, знакомым. Никого. И поняла: люди - с предыдущего вечера, конечно, - разъехались на однодневный, но все же, отдых. Как же она крыла этот выходной! Последними словами, которые еще помнила с времен Гражданской.

Поняв, что в доме ни крошки еды, М.А. вышла в магазин. И, лицом к лицу, столкнулась со знакомым, жившим по соседству, крупным партработником, чем-то сильно взволнованным.

- Маруся! - кинулся он к ней. - Как хорошо, что я тебя встретил. - Он отвел ее в сторону и - осторожно озираясь - расстегнул портфель, странный возле продуктового магазина. - Телефон у тебя не отвечал, поэтому я вышел на улицу: вдруг тебя здесь увижу? Посмотри, это вчера пришло. Он протянул М.А. густо исписанный лист бумаги.

Это был элементарный донос: М.А. обвинялась в измене Родине, в шпионаже. И делался вывод - она настоящий враг народа. Доказательная база - примитивная: все время шастает по заграницам. И еще: энное время назад (лет, примерно, пять) провозила из Москвы в Германию, через станцию Погорелое, где автор письма руководил таможенной службой, «чужую девочку» под видом своей второй дочери. Но он-то знает (М.А. ведь - человек известный!), что у нее всего одна дочь - Зинаида. Хоть документы и в порядке, что-то тут было не так. И чего это патриот спохватился через столько лет?

Пока М.А. удивлялась да недоумевала, знакомый не успокаивался:

- Это очень серьезно, Марусенька, - шептал он ей. - Письмо зарегистрировано. Я еле изъял его, чтобы показать тебе. А завтра должен переправить его. Ну, ты же понимаешь, куда, извини. Это счастье, что сегодня все отдыхают. И там - тоже! Короче, ты должна немедленно исчезнуть из Москвы!

- Да я - только приехала, - растерялась М.А. - Еще даже не поела.

- О чем ты говоришь? Немедленно звони Ворошилову. Пробивайся к нему. Я знаю, Клим - всегда к тебе хорошо относился, он поможет. Счет уже идет на часы, ты понимаешь?

М.А. все еще колебалась: она - шпионка? Это же смех! И вдруг вспомнила «напутственные» слова Коллонтай - про Зину, про «если что». И поняла: это что вот-вот наступит для нее, и надо действовать.

Поблагодарив доброго и - и смелого - приятеля, она кинулась домой: звонить Клименту Ефремовичу, которого знала очень давно. Ведь именно он был «виноват» в той истории со «второй дочкой», а точнее. дочерью Михаила Васильевича Фрунзе.

. Когда, в 25-м году, на операционном столе скончался (на самом же деле - был убит) сорокалетний командарм, а вслед за ним - внезапно- умерла мать двоих детей легендарного полководца и коммуниста, сирот - брата и сестру - взял к себе Ворошилов. А потом приключилось еще одно несчастье. Тимур, играя с подаренной ему дядей Климом игрушкой, стрелой или еще чем-то острым, серьезно повредил глаз сестренке Татьяне - нечаянно, конечно. Можно понять ужас приемных родителей и их желание, чтобы эта история осталась тайной. Доверились они только М.А., которая работала тогда в Германии. Она примчалась в Москву и повезла - и провезла - девочку в Берлин как свою вторую дочь, «сестренку» Зины: обе - Михайловны. А потом - все сделала, чтобы ей сотворили уникальный протез: от другого глазика это «цейсовское диво» - не отличишь. Екатерина Давыдовна, жена Ворошилова, приехавшая за Таней, была потрясена качеством работы немецких умельцев и ролью в этом событии М.А.

А вот некто П., автор пасквиля, с чьими дочерьми-близняшками мы с Зиной учились потом в одном классе знаменитой «правительственной» 175-й московской школы для девочек (мальчики - в 110-й: тогда было раздельное обучение), никаких восторгов не испытывал. Такая печальная история почему-то не легла на душу этого человека, и, через столько лет, он решил ее обнародовать, познакомив с ней, в первую очередь, партийцев и чекистов.

Ворошилов, лишь услышав в трубке убитый голос М.А., тотчас пригласил ее к себе. И, выслушав, мгновенно стал решать проблему, состоящую из множества мелких и крупных дел: время же - летело. Через несколько часов М.А. отправилась в обратную дорогу - теперь кружным путем, через Ленинград, через Финляндию. Там, к этому стремительному бегу из собственной страны - присоединилась Зоя Рыбкина, тоже разведчица, будущая писательница Воскресенская (и тут - воскресенье!). А также - множество незнакомых, но надежных молчаливых людей. Кто-то встречал. Кто-то провожал. Кто-то кормил голодную женщину. Кто-то заботился о внешнем виде М.А., чтобы не узнали. Кто-то перевозил ее на неприметных маленьких поездах-«кукушках» с места на место: все ближе и ближе к Швеции.

И вот, наконец, она - дома, как это ни странно звучит! Измученная, вся в синяках и ссадинах, т.к. приходилось и скользить, и падать на неизвестных северных, скрытых от людского внимания дорогах и тропках, обнимает толстушку Зину, Коллонтай, сотрудников нашего посольства, которые так за нее переживали и тоже помогали, чем могли. А все - из-за какого-то современного Иуды!

Вот и вся «сов.секретная» быль, точнее, на профессиональном языке, - операция: стремительная и четкая. Вся, да не совсем.

Открываю недавно какую-то газету и вижу сообщение, что в Москве ограбили квартиру . дочери Фрунзе. Звоню Зине, испугавшись за нее: одна ведь живет. Та пожалела Татьяну (мало у нее бед!), сказала, что на днях говорила с ней по телефону, но больше - с мужем, так как она плохо себя чувствует. А я вдруг поняла, что срабатывает «закон бумеранга», который никто не отменял. Не может не срабатывать! Кто направит зло на другого, - немедленно получит его сторицей. «В тройном размере. Троекратное». - объяснили мне необразованные старушки во дворе. (А я и не слышала о такой точности!) Дикие австралийские аборигены, придумавшие эту простенькую с виду штуковину, были явно не дураки!

Дело - вот в чем. Зина как-то в разговоре со мной заметила: Татьяна н и к о г д а в течение в с е й жизни М.А. не общалась с ней. Более того - ни разу не позвонила «тете Марусе», которая рисковала из-за нее всем, не сказала ей доброго слова за то, что она для нее сделала. Говорят, «цейсовский» глаз до сих пор служит ей верой и правдой, не вызывая у незнающих людей никаких подозрений. Да, сердцем названная «сестра» Зины оказалась подслеповатой! Но это я так рассудила - увязала грабеж и бумеранг. А М.А., возможно, посетовала как-то, но не обвинила Татьяну - столь категорично: отходчива все-таки была, я это знаю - наблюдала. В «благовествовании» от Иоанна (гл. 20, ст. 23) есть такие простые - или очень непростые - слова, которые меня потрясли: «кому простите грехи, тому простятся; на ком оставите, на том останутся». И все мы сами, оказывается, можем многое решать, а не только без конца апеллировать к Богу: у него есть дела и поважнее!

Наверное, поэтому, давным-давно, в знойном Иерусалиме, где свершилось воскресение-воскрешение, даже низко падшие люди были наказаны по-разному: Иуду, например, не простили, а Петр, неоднократно признававшийся Христу в любви и верности, но - трижды - отрекшийся от него, был прощен. Правильно ли это? Как неясен и другой, совсем противоположный, постулат: «Не судите, да не судимы будете»? Поди - разберись. У меня не очень получается.

Скорее, получается другое: Татьяна обижена на весь подлинный мир за насильственную смерть отца. Вполне понятно. Но почему это коснулось М.А., а не «негорбящегося человека», как хитро назвал Сталина, лишив его даже вымышленного имени, Борис Пильняк, опубликовавший в 26-м году в «Новом мире» абсолютно прозрачную небольшую ведь - «Повесть непогашенной луны». Именно за нее вождь, сколько-то потерпев, расстрелял писателя в 38-м году: не хватило ума сделать вид, что не понял намека, хоть это и трудно было.

Борису Андреевичу, по-моему, очень нравилось, как в то время говорили о большевиках: «несгибаемые». Иначе, откуда тогда эта издевка, да еще с маленькой буквы? Главный герой у него - просто Гаврилов. И другие носят вполне человеческие имена. А Сталин - «негорбящийся».

В общем, пусть просит меня Татьяна Михайловна, многострадальная дочь загубленного Сосо «наркомвоенмора» Фрунзе, но от мысли о бумеранге, который непременно возвращается, я все же не отрекаюсь: как Петр - когда-то от Учителя.

Но вот Зина совсем не держит зла на Татьяну. Позванивает. Сочувствует. Хотя совершенно одинокий человек, очень сейчас болеет. Все время что-то ломает. То руки, то ноги. В личной жизни ей упорно не везло. Нет ни детей, ни внуков. Опекунов откровенно интересует прекрасная квартира. Гораздо больше, чем она сама. Короче, некому подать пресловутый «стакан воды». Однажды, правда, пришел «Шерлок Холмс» - Василий Ливанов (они живут в одном подъезде) - и принес кусочек курицы. Все.

Соседей, старых жильцов, почти не осталось: роскошный дом № 6 по улице Горького (ныне - снова Тверской) распродан богатеям, в основном, «гостям столицы». Поэтому, если Зине что-то нужно, а опекунам (хоть они - и родня), как обычно, некогда, пожилая дама - модно одетая, подкрашенная - выползает на улицу и идет в какой-нибудь магазин, то и дело грохаясь или держась за стены еще довоенных зданий вблизи Кремля, всегда мелькающих в кинохронике, чтобы купить себе, например, котлетку за сто рублей (одну!) Или длинный батон - за пятьдесят шесть. Вдруг кто-нибудь удосужится навестить?

В центре Москвы давно нет обычных, не таких дорогих, торговых точек, а те, шикарные, что есть, рассчитаны на отечественных деляг или иностранцев. Спасают Зину и других не олигархов лечебные стационары, куда дочь М.А. частенько попадает. Недавно, например, на «скорой» она угодила . в «Больницу для бедных» (почти официальное название!), что в районе Разгуляя и Елоховского собора.

Как же здорово, что «Анка-пулеметчица» не дожила до этого времени. Иначе она, умершая в привычной для себя обстановке, в окружении старых большевиков, в достойном медицинском заведении, прокляла бы, наверное, наше революционное прошлое, да и себя, стрелявшую в белых, - тоже! Особенно - увидев в самом «дурном сне», что без помощи Екатерины Великой, построившей больницу на Басманной улице, ее дочь могла и не выжить. А так, даже при минимальном количестве лекарств, - чистое белье, капельницы, хоть какая-то еда.

Зина, выпускница Института международных отношений, великолепно владеющая английским, ни разу не подумала о том, чтобы куда-то уехать на ПМЖ. Но вот М.А., с ее взрывным характером, запросто могла перестать упоенно подавать пулеметные ленты бородатому пожилому чапаевцу Провоторхову в том историческом бою, показанному и в фильме. Или, в сердцах, развернуть раскаленный «Максим» точнехонько в противоположную сторону.

А теперь - о более радостном: о чуде. Но, как всегда, увы, с горчинкой. Не так давно Зина поведала мне о своем свидании с другом, уже покинувшем нас, - Владиславом Дворжецким (во сне, конечно). Он лежал на деревянной кровати в гостиничного типа комнате, уютно устроив ладонь у щеки, и то ли дремал, то ли просто отдыхал. А возле изножья стоял . его ангел-хранитель и терпеливо чего-то ждал. Небольшого росточка, особенно в сравнении с актером, беленький, в перышках. Видно долго уже ждал, так как устало опирался на перекладину в ногах. Зина и Влад бурно радовались встрече, которая произошла внезапно. А потом гостья смущенно спросила:

- Владик, а мою маму ты встречал здесь?

- Встречал. В яблоневом саду. Да ты не волнуйся: у нее все в порядке! Живет со своими, сельскими, из «Вязóвого гая» (и сделал ударение - как М.А. всегда говорила). - И вдруг, будто вспомнив, уточнил: «С Капустиными!» Деревня, действительно, состояла всего из двух фамилий: Поповы да Капустины. И Зина поняла, что рациональная мама предпочла своих бывших, проверенных уже, соседей - Поповым.

- А Алика Даля видел? - она и с Олегом Далем была дружна, называла его по-свойски - «Аликом».

Ей хотелось сообщить что-то реальное его жене, Лизе.

- Нет, не видел. Он - в другом месте.

«Мог что-то и придумать ради нее! - подумала Зина. - Честный, как раньше. Как в кино. Как генерал Хлудов из «Бега». И вдруг - смена «картинки». Узкий, длинный, абсолютно прямой коридор и сетчатый, с двустворчатой дверью, лифт старой конструкции, где очутились те, двое. «Им уже надо возвращаться. «Увольнение», увы, закончилось. Наверное, Владик получил его за образцовое поведение!» - сообразила Зина и зафиксировала в памяти последнюю мизансцену.

. Высокая фигура Владислава, с прощально поднятой рукой, - в глубине лифта. Светлая, ангела, на переднем плане, отгораживающая подопечного от Зины. «Бдительный, не покидал его ни на минуту!»

Так, не ведавший раньше никаких подробностей о молодости М.А. - где жила, с кем, о ее «дочапаевском» и советском периодах, - Дворжецкий, невольно, убедил никогда не верившую в мистику подругу в том, что и после смерти - все продолжается. Что «квартирный вопрос», как писал Булгаков, никому не мешает существовать даже на том свете. Хотя. «Какой свет - тот, а какой - этот, - еще неизвестно», - острил умиравший в больнице поэт Михаил Светлов.

Знать бы про такое поточнее. Может, возвращаться из «командировки» на Землю («присоединяться к большинству», - как говорят о смерти американцы) будет не столь уж страшно? И нас, действительно, ждут прогулки в яблоневом - или каком-то другом - саду с близким человеком? Так хочется в это верить!

Валерия Гордеева

28 октября 2009 г.

Комментариев нет:

Отправить комментарий