я дитя весны, вернее самое позднее ее дитя потому, как родилась за шесть дней до лета. Я первее всех чувствую запах весны, и первее всех ее жду. Пять дней до весны и я уже вбираю ее. По этим заснеженным сугробам, по пару из рта.
А еще я впустила весну в себя. Я словно проснулась от долгого сна, недавно думала о женственности, которая исходит от меня, она вырывается наружу, желая сделать меня красивой, излучающей страсть. Я чувствую, как ото сна пробуждается страсть, заснувшая, в 2006 году, спрятавшаяся от всего, что ее пугало. Да у меня нет по-прежнему мужчины и я одна, но я чувствую, что я хочу носить юбки и платья, делать замысловатые прически, улыбаться своему отражению в зеркале. А я ведь совсем стала забывать, что у меня очень длинные ресницы, ведь я давно уже не красила их тушью, не ходила на свидания, где эти самые ресницы сразу замечались сидящим напротив, кем-нибудь, кто хотел гораздо большего, чем просто быть мне другом. Но всегда, те, кто были мне друзьями ими и оставались, а те кого я любила отрекались от моей любви, заявляя, что я птица слишком высокого полета и они бояться недотянуть... странно, но мне всегда казалось, что я люблю себе равных.
Сейчас мне кажется, что-то неуловимое во мне происходит, я не могу до конца осознать,что это вероятно так пробуждаюсь я от долгого сна.
понедельник, 22 февраля 2010 г.
Валерия Гордеева "Воскресение Марии"
Журналистское расследование
В О С К Р Е С Е Н И Е М А Р И И
- Видела ли я Гитлера? - на лице Марии Андреевны, с крупными чертами, знакомыми мне с детства (с ее дочерью Зиной мы учились в одной школе, жили в одном доме и долгие годы поддерживали необременительную телефонную связь), появилась напускная обида. Подруга в те минуты стояла к нам, сидевшим на диване, спиной и что-то доставала из серванта.
М.А. (в дальнейшем, для краткости, я буду именовать ее именно так) вытянула руку с аристократической узкой ладонью в сторону дочери. И откуда что взялось у крестьянки из-под Самары? Может, это - и не гены, но все же какие-то флюиды, шедшие от образованного землевладельца Новикова и от добрейшего князя-хромоножки Хованского, здешних хозяев всего вокруг, никогда не обижавших бедняков? Вытянула она руку с длинными красивыми, даже без маникюра, пальцами, и, почти касаясь дочки, по-военному четко ответила на мой вопрос:
- Конечно, видела. Даже ближе, чем зинкину жопу!
Она и не пыталась извиниться или употребить какой-то синоним, иначе это была бы не М.А. И я не вздрогнула, не смутилась - уж так слово «Гитлер» хорошо сочеталось с аппетитной филейной частью всегда упитанной моложавой Зины, - а, усмехнувшись, точно записала в блокнот (и запомнила навсегда) эту пикантную фразу. Как, впрочем, и последующие, более деловые.
В тот год я собирала материал к очередной своей книге, поэтому пристально интересовалась Германией тридцатых годов. Куда же мне без М.А., поняла я, долго жившей за границей, служившей, в том числе, и в Берлине? Без чапаевки «Анки-пулеметчицы», ставшей после Гражданской войны разведчицей «под прикрытием»? Про ГРУ (Главное разведуправление Генштаба) и его негласных сотрудников теперь многое известно: «Мы мирные люди, но наш бронепоезд».
Вот и пришла я в гости к Марии Андреевне Поповой и Зине, которую женщина ухитрилась родить в самом центре фашистского рейха (прямо как радистка Кэт из «Семнадцати мгновений»!), в лучшей из лучших клиник мира, куда, тайком, наезжали «кремлевские жены», как теперь говорят. И это в годы, когда все - «нельзя»! В чужой, враждебной стране! При столь опасной работе! Без мужа! (Зина и сейчас не знает, кто ее отец: М.А. даже перед смертью, не раскрыла ей свой - или не столько свой? - секрет.)
Так, не спеша, и потекла наша беседа. С подробностями. С деталями, очень ценными, когда речь идет о конкретике. А то неприличное, вроде бы, словцо, прозвучавшее в начале разговора, - да Бог с ним! Сейчас не такое произносят публично и печатают без стеснительных когда-то точек, полностью.
Что касается всяческих тайн, то в жизни М.А. их было немало. О которых никто, кому «не положено», ничего не знал. Или, по тем или иным причинам, просто «забыл». Но. «Ничто не исчезает бесследно». Единственное, что я, гуманитарий до мозга костей, постигла из физики, да и то - весьма приблизительно. Кстати, в одной развлекательной программе по TV я недавно услышала такую фразу от полуголой красотки-героини: «До мозга и костей», которую она произнесла несколько раз: посмотрите, мол, какая я крутая! И никто из ведущих, онемев, не поправил девицу. А я - подумала тогда: «Ну, что ж, можно и так сказать. В нашем государстве. В наше время».
Зина кое-что узнавала от скрытной матери, но очень постепенно. Кое-что рассказывала словоохотливая Клавдия Чапаева, дочь Василия Ивановича, часто бывавшая у них. Помню радостные восклицания, когда она звонила в квартиру Поповых: «Ой, Кaля пришла!». А мы, несколько маленьких девчонок-соседок, хихикали, сидя под огромным, овальным дубовым столом, замаскированные атласно-кремовой, до полу - скатертью, как все вокруг, зарубежной: очень смешило домашнее имя тети Клавы.
Немногословная М.А., отбиваясь от нескончаемых вопросов любознательной дочери, нехотя давала какие-то пояснения: все силы и время она тратила на лекции о Гражданской войне - о Василие Ивановиче, о «Петьке», о подвигах чапаевцев, разъезжая с выступлениями по городам и весям, а серебряный орден Боевого Красного Знамени гордо - и грозно - поблескивал на ее высоченной груди. Рядышком скромненько притулилась медаль: «20 лет РКК». Для понимающих -свидетельство того, что М.А. - разведчица. И даже не «бывшая»!
Позже Зина добирала факты и информацию уже сама: что-то сопоставляла, анализировала своим, еще детским, умом, иногда лихо фантазировала. Например, что отец ее - друг Чапаева, некто Кроливецкий (и сейчас помню эту фамилию!), героически погибший - вместе с командиром. А мы слушали, раскрыв рты, развесив уши и не задавая естественного вопроса: как рождение Зины могло произойти в Берлине, в самом начале тридцатых, столько лет спустя после смерти «папаши»?
Потом, повзрослев, забыли об этом кудеснике, но с прежним интересом впитывали обильные романтические эпизоды о «белых», о «красных», о «психической атаке» каппелевцев («интеллигенция!», «офицерье!»), об «Анке», недавней батрачке, отличившейся в походах неоднократно. Снимок ее (наверное, постановочный или с проб фильма «Чапаев», которому в этом году - 75 лет) - при полном параде, чуть ли не в пулеметных лентах крест на крест - стоял всегда у Поповых на трофейном пианино, хотя на нем никто никогда не играл. Актрису «Братья Васильевы», режиссеры, но не братья на самом деле, подобрали удачно: сходство - явное, даже на мой, заинтересованный, взгляд.
Зина, по многолетнему знакомству, кое-чем делилась со мной и в солидном возрасте, уже без всяких детских «измышлений» (любимое слово гебистов): по журналистской привычке - проверяла. Что-то вдруг накатывало на нее, вспоминалось. Без учета рода моей деятельности. Так, однажды, она рассказала мне про то воскресенье (или воскресение, что совсем другое), которое спасло жизнь ее матери. Что-то к слову пришлось, к тем, прошлым, годам, и пошло-поехало. Напрасно она забывала о моей профессии. И все же - спасибо ей за это.
. Задолго до последней войны у нас воскресеньем заканчивалась трудовая неделя: суббота, какое-то время, была рабочим днем. А евангелисты писали в «Новом завете» про воскрешение Христа так: «По прошествии субботы, на рассвете первого дня недели».(от Матфея, гл. 28, стих 1) Мария Магдалина «пришла посмотреть на гроб». А там - «Ангел Господен, сошедший с небес», сидел. «Вид его был как молния и одежда его была как снег». (Стиль, грамматика и пунктуация - оригинала - В.Г.) И он поведал, что «Его нет здесь. Он - воскрес, как сказал». («После трех дней воскресну».)
Так вот, надо же было такому случиться, что приехала М.А. в Москву из Швеции, где работала после Берлина под крылышком Александры Михайловны Коллонтай, именно в воскресенье, летом 38-го года. Настроение было скверное, как погода за окном поезда: серая, холодная, беспросветная. Короче, сплошной мрак. Да и не могло быть иначе! Срочный, без всяких объяснений, вызов не предвещал ничего радужного. Лишь арест, тюрьму, лагерь. О дальнейшем можно было только догадываться. Люди ведь уже, один за другим, исчезали вокруг! Неужели пришла и ее очередь? Вроде, никаких проколов, никаких накладок - не было. Отчего же так муторно на душе? Еще Коллонтай, прощаясь, утешила своеобразно:
- Если - что, насчет Зины не волнуйся. Я ее хорошо устрою. По крайней мере, пока я - посол Советского Союза в Швеции!
Успокоила, называется. Но что же все-таки стряслось? В нетипичной для себя тревоге приехала М.А. с вокзала к себе и сразу же начала звонить друзьям, знакомым. Никого. И поняла: люди - с предыдущего вечера, конечно, - разъехались на однодневный, но все же, отдых. Как же она крыла этот выходной! Последними словами, которые еще помнила с времен Гражданской.
Поняв, что в доме ни крошки еды, М.А. вышла в магазин. И, лицом к лицу, столкнулась со знакомым, жившим по соседству, крупным партработником, чем-то сильно взволнованным.
- Маруся! - кинулся он к ней. - Как хорошо, что я тебя встретил. - Он отвел ее в сторону и - осторожно озираясь - расстегнул портфель, странный возле продуктового магазина. - Телефон у тебя не отвечал, поэтому я вышел на улицу: вдруг тебя здесь увижу? Посмотри, это вчера пришло. Он протянул М.А. густо исписанный лист бумаги.
Это был элементарный донос: М.А. обвинялась в измене Родине, в шпионаже. И делался вывод - она настоящий враг народа. Доказательная база - примитивная: все время шастает по заграницам. И еще: энное время назад (лет, примерно, пять) провозила из Москвы в Германию, через станцию Погорелое, где автор письма руководил таможенной службой, «чужую девочку» под видом своей второй дочери. Но он-то знает (М.А. ведь - человек известный!), что у нее всего одна дочь - Зинаида. Хоть документы и в порядке, что-то тут было не так. И чего это патриот спохватился через столько лет?
Пока М.А. удивлялась да недоумевала, знакомый не успокаивался:
- Это очень серьезно, Марусенька, - шептал он ей. - Письмо зарегистрировано. Я еле изъял его, чтобы показать тебе. А завтра должен переправить его. Ну, ты же понимаешь, куда, извини. Это счастье, что сегодня все отдыхают. И там - тоже! Короче, ты должна немедленно исчезнуть из Москвы!
- Да я - только приехала, - растерялась М.А. - Еще даже не поела.
- О чем ты говоришь? Немедленно звони Ворошилову. Пробивайся к нему. Я знаю, Клим - всегда к тебе хорошо относился, он поможет. Счет уже идет на часы, ты понимаешь?
М.А. все еще колебалась: она - шпионка? Это же смех! И вдруг вспомнила «напутственные» слова Коллонтай - про Зину, про «если что». И поняла: это что вот-вот наступит для нее, и надо действовать.
Поблагодарив доброго и - и смелого - приятеля, она кинулась домой: звонить Клименту Ефремовичу, которого знала очень давно. Ведь именно он был «виноват» в той истории со «второй дочкой», а точнее. дочерью Михаила Васильевича Фрунзе.
. Когда, в 25-м году, на операционном столе скончался (на самом же деле - был убит) сорокалетний командарм, а вслед за ним - внезапно- умерла мать двоих детей легендарного полководца и коммуниста, сирот - брата и сестру - взял к себе Ворошилов. А потом приключилось еще одно несчастье. Тимур, играя с подаренной ему дядей Климом игрушкой, стрелой или еще чем-то острым, серьезно повредил глаз сестренке Татьяне - нечаянно, конечно. Можно понять ужас приемных родителей и их желание, чтобы эта история осталась тайной. Доверились они только М.А., которая работала тогда в Германии. Она примчалась в Москву и повезла - и провезла - девочку в Берлин как свою вторую дочь, «сестренку» Зины: обе - Михайловны. А потом - все сделала, чтобы ей сотворили уникальный протез: от другого глазика это «цейсовское диво» - не отличишь. Екатерина Давыдовна, жена Ворошилова, приехавшая за Таней, была потрясена качеством работы немецких умельцев и ролью в этом событии М.А.
А вот некто П., автор пасквиля, с чьими дочерьми-близняшками мы с Зиной учились потом в одном классе знаменитой «правительственной» 175-й московской школы для девочек (мальчики - в 110-й: тогда было раздельное обучение), никаких восторгов не испытывал. Такая печальная история почему-то не легла на душу этого человека, и, через столько лет, он решил ее обнародовать, познакомив с ней, в первую очередь, партийцев и чекистов.
Ворошилов, лишь услышав в трубке убитый голос М.А., тотчас пригласил ее к себе. И, выслушав, мгновенно стал решать проблему, состоящую из множества мелких и крупных дел: время же - летело. Через несколько часов М.А. отправилась в обратную дорогу - теперь кружным путем, через Ленинград, через Финляндию. Там, к этому стремительному бегу из собственной страны - присоединилась Зоя Рыбкина, тоже разведчица, будущая писательница Воскресенская (и тут - воскресенье!). А также - множество незнакомых, но надежных молчаливых людей. Кто-то встречал. Кто-то провожал. Кто-то кормил голодную женщину. Кто-то заботился о внешнем виде М.А., чтобы не узнали. Кто-то перевозил ее на неприметных маленьких поездах-«кукушках» с места на место: все ближе и ближе к Швеции.
И вот, наконец, она - дома, как это ни странно звучит! Измученная, вся в синяках и ссадинах, т.к. приходилось и скользить, и падать на неизвестных северных, скрытых от людского внимания дорогах и тропках, обнимает толстушку Зину, Коллонтай, сотрудников нашего посольства, которые так за нее переживали и тоже помогали, чем могли. А все - из-за какого-то современного Иуды!
Вот и вся «сов.секретная» быль, точнее, на профессиональном языке, - операция: стремительная и четкая. Вся, да не совсем.
Открываю недавно какую-то газету и вижу сообщение, что в Москве ограбили квартиру . дочери Фрунзе. Звоню Зине, испугавшись за нее: одна ведь живет. Та пожалела Татьяну (мало у нее бед!), сказала, что на днях говорила с ней по телефону, но больше - с мужем, так как она плохо себя чувствует. А я вдруг поняла, что срабатывает «закон бумеранга», который никто не отменял. Не может не срабатывать! Кто направит зло на другого, - немедленно получит его сторицей. «В тройном размере. Троекратное». - объяснили мне необразованные старушки во дворе. (А я и не слышала о такой точности!) Дикие австралийские аборигены, придумавшие эту простенькую с виду штуковину, были явно не дураки!
Дело - вот в чем. Зина как-то в разговоре со мной заметила: Татьяна н и к о г д а в течение в с е й жизни М.А. не общалась с ней. Более того - ни разу не позвонила «тете Марусе», которая рисковала из-за нее всем, не сказала ей доброго слова за то, что она для нее сделала. Говорят, «цейсовский» глаз до сих пор служит ей верой и правдой, не вызывая у незнающих людей никаких подозрений. Да, сердцем названная «сестра» Зины оказалась подслеповатой! Но это я так рассудила - увязала грабеж и бумеранг. А М.А., возможно, посетовала как-то, но не обвинила Татьяну - столь категорично: отходчива все-таки была, я это знаю - наблюдала. В «благовествовании» от Иоанна (гл. 20, ст. 23) есть такие простые - или очень непростые - слова, которые меня потрясли: «кому простите грехи, тому простятся; на ком оставите, на том останутся». И все мы сами, оказывается, можем многое решать, а не только без конца апеллировать к Богу: у него есть дела и поважнее!
Наверное, поэтому, давным-давно, в знойном Иерусалиме, где свершилось воскресение-воскрешение, даже низко падшие люди были наказаны по-разному: Иуду, например, не простили, а Петр, неоднократно признававшийся Христу в любви и верности, но - трижды - отрекшийся от него, был прощен. Правильно ли это? Как неясен и другой, совсем противоположный, постулат: «Не судите, да не судимы будете»? Поди - разберись. У меня не очень получается.
Скорее, получается другое: Татьяна обижена на весь подлинный мир за насильственную смерть отца. Вполне понятно. Но почему это коснулось М.А., а не «негорбящегося человека», как хитро назвал Сталина, лишив его даже вымышленного имени, Борис Пильняк, опубликовавший в 26-м году в «Новом мире» абсолютно прозрачную небольшую ведь - «Повесть непогашенной луны». Именно за нее вождь, сколько-то потерпев, расстрелял писателя в 38-м году: не хватило ума сделать вид, что не понял намека, хоть это и трудно было.
Борису Андреевичу, по-моему, очень нравилось, как в то время говорили о большевиках: «несгибаемые». Иначе, откуда тогда эта издевка, да еще с маленькой буквы? Главный герой у него - просто Гаврилов. И другие носят вполне человеческие имена. А Сталин - «негорбящийся».
В общем, пусть просит меня Татьяна Михайловна, многострадальная дочь загубленного Сосо «наркомвоенмора» Фрунзе, но от мысли о бумеранге, который непременно возвращается, я все же не отрекаюсь: как Петр - когда-то от Учителя.
Но вот Зина совсем не держит зла на Татьяну. Позванивает. Сочувствует. Хотя совершенно одинокий человек, очень сейчас болеет. Все время что-то ломает. То руки, то ноги. В личной жизни ей упорно не везло. Нет ни детей, ни внуков. Опекунов откровенно интересует прекрасная квартира. Гораздо больше, чем она сама. Короче, некому подать пресловутый «стакан воды». Однажды, правда, пришел «Шерлок Холмс» - Василий Ливанов (они живут в одном подъезде) - и принес кусочек курицы. Все.
Соседей, старых жильцов, почти не осталось: роскошный дом № 6 по улице Горького (ныне - снова Тверской) распродан богатеям, в основном, «гостям столицы». Поэтому, если Зине что-то нужно, а опекунам (хоть они - и родня), как обычно, некогда, пожилая дама - модно одетая, подкрашенная - выползает на улицу и идет в какой-нибудь магазин, то и дело грохаясь или держась за стены еще довоенных зданий вблизи Кремля, всегда мелькающих в кинохронике, чтобы купить себе, например, котлетку за сто рублей (одну!) Или длинный батон - за пятьдесят шесть. Вдруг кто-нибудь удосужится навестить?
В центре Москвы давно нет обычных, не таких дорогих, торговых точек, а те, шикарные, что есть, рассчитаны на отечественных деляг или иностранцев. Спасают Зину и других не олигархов лечебные стационары, куда дочь М.А. частенько попадает. Недавно, например, на «скорой» она угодила . в «Больницу для бедных» (почти официальное название!), что в районе Разгуляя и Елоховского собора.
Как же здорово, что «Анка-пулеметчица» не дожила до этого времени. Иначе она, умершая в привычной для себя обстановке, в окружении старых большевиков, в достойном медицинском заведении, прокляла бы, наверное, наше революционное прошлое, да и себя, стрелявшую в белых, - тоже! Особенно - увидев в самом «дурном сне», что без помощи Екатерины Великой, построившей больницу на Басманной улице, ее дочь могла и не выжить. А так, даже при минимальном количестве лекарств, - чистое белье, капельницы, хоть какая-то еда.
Зина, выпускница Института международных отношений, великолепно владеющая английским, ни разу не подумала о том, чтобы куда-то уехать на ПМЖ. Но вот М.А., с ее взрывным характером, запросто могла перестать упоенно подавать пулеметные ленты бородатому пожилому чапаевцу Провоторхову в том историческом бою, показанному и в фильме. Или, в сердцах, развернуть раскаленный «Максим» точнехонько в противоположную сторону.
А теперь - о более радостном: о чуде. Но, как всегда, увы, с горчинкой. Не так давно Зина поведала мне о своем свидании с другом, уже покинувшем нас, - Владиславом Дворжецким (во сне, конечно). Он лежал на деревянной кровати в гостиничного типа комнате, уютно устроив ладонь у щеки, и то ли дремал, то ли просто отдыхал. А возле изножья стоял . его ангел-хранитель и терпеливо чего-то ждал. Небольшого росточка, особенно в сравнении с актером, беленький, в перышках. Видно долго уже ждал, так как устало опирался на перекладину в ногах. Зина и Влад бурно радовались встрече, которая произошла внезапно. А потом гостья смущенно спросила:
- Владик, а мою маму ты встречал здесь?
- Встречал. В яблоневом саду. Да ты не волнуйся: у нее все в порядке! Живет со своими, сельскими, из «Вязóвого гая» (и сделал ударение - как М.А. всегда говорила). - И вдруг, будто вспомнив, уточнил: «С Капустиными!» Деревня, действительно, состояла всего из двух фамилий: Поповы да Капустины. И Зина поняла, что рациональная мама предпочла своих бывших, проверенных уже, соседей - Поповым.
- А Алика Даля видел? - она и с Олегом Далем была дружна, называла его по-свойски - «Аликом».
Ей хотелось сообщить что-то реальное его жене, Лизе.
- Нет, не видел. Он - в другом месте.
«Мог что-то и придумать ради нее! - подумала Зина. - Честный, как раньше. Как в кино. Как генерал Хлудов из «Бега». И вдруг - смена «картинки». Узкий, длинный, абсолютно прямой коридор и сетчатый, с двустворчатой дверью, лифт старой конструкции, где очутились те, двое. «Им уже надо возвращаться. «Увольнение», увы, закончилось. Наверное, Владик получил его за образцовое поведение!» - сообразила Зина и зафиксировала в памяти последнюю мизансцену.
. Высокая фигура Владислава, с прощально поднятой рукой, - в глубине лифта. Светлая, ангела, на переднем плане, отгораживающая подопечного от Зины. «Бдительный, не покидал его ни на минуту!»
Так, не ведавший раньше никаких подробностей о молодости М.А. - где жила, с кем, о ее «дочапаевском» и советском периодах, - Дворжецкий, невольно, убедил никогда не верившую в мистику подругу в том, что и после смерти - все продолжается. Что «квартирный вопрос», как писал Булгаков, никому не мешает существовать даже на том свете. Хотя. «Какой свет - тот, а какой - этот, - еще неизвестно», - острил умиравший в больнице поэт Михаил Светлов.
Знать бы про такое поточнее. Может, возвращаться из «командировки» на Землю («присоединяться к большинству», - как говорят о смерти американцы) будет не столь уж страшно? И нас, действительно, ждут прогулки в яблоневом - или каком-то другом - саду с близким человеком? Так хочется в это верить!
Валерия Гордеева
28 октября 2009 г.
В О С К Р Е С Е Н И Е М А Р И И
- Видела ли я Гитлера? - на лице Марии Андреевны, с крупными чертами, знакомыми мне с детства (с ее дочерью Зиной мы учились в одной школе, жили в одном доме и долгие годы поддерживали необременительную телефонную связь), появилась напускная обида. Подруга в те минуты стояла к нам, сидевшим на диване, спиной и что-то доставала из серванта.
М.А. (в дальнейшем, для краткости, я буду именовать ее именно так) вытянула руку с аристократической узкой ладонью в сторону дочери. И откуда что взялось у крестьянки из-под Самары? Может, это - и не гены, но все же какие-то флюиды, шедшие от образованного землевладельца Новикова и от добрейшего князя-хромоножки Хованского, здешних хозяев всего вокруг, никогда не обижавших бедняков? Вытянула она руку с длинными красивыми, даже без маникюра, пальцами, и, почти касаясь дочки, по-военному четко ответила на мой вопрос:
- Конечно, видела. Даже ближе, чем зинкину жопу!
Она и не пыталась извиниться или употребить какой-то синоним, иначе это была бы не М.А. И я не вздрогнула, не смутилась - уж так слово «Гитлер» хорошо сочеталось с аппетитной филейной частью всегда упитанной моложавой Зины, - а, усмехнувшись, точно записала в блокнот (и запомнила навсегда) эту пикантную фразу. Как, впрочем, и последующие, более деловые.
В тот год я собирала материал к очередной своей книге, поэтому пристально интересовалась Германией тридцатых годов. Куда же мне без М.А., поняла я, долго жившей за границей, служившей, в том числе, и в Берлине? Без чапаевки «Анки-пулеметчицы», ставшей после Гражданской войны разведчицей «под прикрытием»? Про ГРУ (Главное разведуправление Генштаба) и его негласных сотрудников теперь многое известно: «Мы мирные люди, но наш бронепоезд».
Вот и пришла я в гости к Марии Андреевне Поповой и Зине, которую женщина ухитрилась родить в самом центре фашистского рейха (прямо как радистка Кэт из «Семнадцати мгновений»!), в лучшей из лучших клиник мира, куда, тайком, наезжали «кремлевские жены», как теперь говорят. И это в годы, когда все - «нельзя»! В чужой, враждебной стране! При столь опасной работе! Без мужа! (Зина и сейчас не знает, кто ее отец: М.А. даже перед смертью, не раскрыла ей свой - или не столько свой? - секрет.)
Так, не спеша, и потекла наша беседа. С подробностями. С деталями, очень ценными, когда речь идет о конкретике. А то неприличное, вроде бы, словцо, прозвучавшее в начале разговора, - да Бог с ним! Сейчас не такое произносят публично и печатают без стеснительных когда-то точек, полностью.
Что касается всяческих тайн, то в жизни М.А. их было немало. О которых никто, кому «не положено», ничего не знал. Или, по тем или иным причинам, просто «забыл». Но. «Ничто не исчезает бесследно». Единственное, что я, гуманитарий до мозга костей, постигла из физики, да и то - весьма приблизительно. Кстати, в одной развлекательной программе по TV я недавно услышала такую фразу от полуголой красотки-героини: «До мозга и костей», которую она произнесла несколько раз: посмотрите, мол, какая я крутая! И никто из ведущих, онемев, не поправил девицу. А я - подумала тогда: «Ну, что ж, можно и так сказать. В нашем государстве. В наше время».
Зина кое-что узнавала от скрытной матери, но очень постепенно. Кое-что рассказывала словоохотливая Клавдия Чапаева, дочь Василия Ивановича, часто бывавшая у них. Помню радостные восклицания, когда она звонила в квартиру Поповых: «Ой, Кaля пришла!». А мы, несколько маленьких девчонок-соседок, хихикали, сидя под огромным, овальным дубовым столом, замаскированные атласно-кремовой, до полу - скатертью, как все вокруг, зарубежной: очень смешило домашнее имя тети Клавы.
Немногословная М.А., отбиваясь от нескончаемых вопросов любознательной дочери, нехотя давала какие-то пояснения: все силы и время она тратила на лекции о Гражданской войне - о Василие Ивановиче, о «Петьке», о подвигах чапаевцев, разъезжая с выступлениями по городам и весям, а серебряный орден Боевого Красного Знамени гордо - и грозно - поблескивал на ее высоченной груди. Рядышком скромненько притулилась медаль: «20 лет РКК». Для понимающих -свидетельство того, что М.А. - разведчица. И даже не «бывшая»!
Позже Зина добирала факты и информацию уже сама: что-то сопоставляла, анализировала своим, еще детским, умом, иногда лихо фантазировала. Например, что отец ее - друг Чапаева, некто Кроливецкий (и сейчас помню эту фамилию!), героически погибший - вместе с командиром. А мы слушали, раскрыв рты, развесив уши и не задавая естественного вопроса: как рождение Зины могло произойти в Берлине, в самом начале тридцатых, столько лет спустя после смерти «папаши»?
Потом, повзрослев, забыли об этом кудеснике, но с прежним интересом впитывали обильные романтические эпизоды о «белых», о «красных», о «психической атаке» каппелевцев («интеллигенция!», «офицерье!»), об «Анке», недавней батрачке, отличившейся в походах неоднократно. Снимок ее (наверное, постановочный или с проб фильма «Чапаев», которому в этом году - 75 лет) - при полном параде, чуть ли не в пулеметных лентах крест на крест - стоял всегда у Поповых на трофейном пианино, хотя на нем никто никогда не играл. Актрису «Братья Васильевы», режиссеры, но не братья на самом деле, подобрали удачно: сходство - явное, даже на мой, заинтересованный, взгляд.
Зина, по многолетнему знакомству, кое-чем делилась со мной и в солидном возрасте, уже без всяких детских «измышлений» (любимое слово гебистов): по журналистской привычке - проверяла. Что-то вдруг накатывало на нее, вспоминалось. Без учета рода моей деятельности. Так, однажды, она рассказала мне про то воскресенье (или воскресение, что совсем другое), которое спасло жизнь ее матери. Что-то к слову пришлось, к тем, прошлым, годам, и пошло-поехало. Напрасно она забывала о моей профессии. И все же - спасибо ей за это.
. Задолго до последней войны у нас воскресеньем заканчивалась трудовая неделя: суббота, какое-то время, была рабочим днем. А евангелисты писали в «Новом завете» про воскрешение Христа так: «По прошествии субботы, на рассвете первого дня недели».(от Матфея, гл. 28, стих 1) Мария Магдалина «пришла посмотреть на гроб». А там - «Ангел Господен, сошедший с небес», сидел. «Вид его был как молния и одежда его была как снег». (Стиль, грамматика и пунктуация - оригинала - В.Г.) И он поведал, что «Его нет здесь. Он - воскрес, как сказал». («После трех дней воскресну».)
Так вот, надо же было такому случиться, что приехала М.А. в Москву из Швеции, где работала после Берлина под крылышком Александры Михайловны Коллонтай, именно в воскресенье, летом 38-го года. Настроение было скверное, как погода за окном поезда: серая, холодная, беспросветная. Короче, сплошной мрак. Да и не могло быть иначе! Срочный, без всяких объяснений, вызов не предвещал ничего радужного. Лишь арест, тюрьму, лагерь. О дальнейшем можно было только догадываться. Люди ведь уже, один за другим, исчезали вокруг! Неужели пришла и ее очередь? Вроде, никаких проколов, никаких накладок - не было. Отчего же так муторно на душе? Еще Коллонтай, прощаясь, утешила своеобразно:
- Если - что, насчет Зины не волнуйся. Я ее хорошо устрою. По крайней мере, пока я - посол Советского Союза в Швеции!
Успокоила, называется. Но что же все-таки стряслось? В нетипичной для себя тревоге приехала М.А. с вокзала к себе и сразу же начала звонить друзьям, знакомым. Никого. И поняла: люди - с предыдущего вечера, конечно, - разъехались на однодневный, но все же, отдых. Как же она крыла этот выходной! Последними словами, которые еще помнила с времен Гражданской.
Поняв, что в доме ни крошки еды, М.А. вышла в магазин. И, лицом к лицу, столкнулась со знакомым, жившим по соседству, крупным партработником, чем-то сильно взволнованным.
- Маруся! - кинулся он к ней. - Как хорошо, что я тебя встретил. - Он отвел ее в сторону и - осторожно озираясь - расстегнул портфель, странный возле продуктового магазина. - Телефон у тебя не отвечал, поэтому я вышел на улицу: вдруг тебя здесь увижу? Посмотри, это вчера пришло. Он протянул М.А. густо исписанный лист бумаги.
Это был элементарный донос: М.А. обвинялась в измене Родине, в шпионаже. И делался вывод - она настоящий враг народа. Доказательная база - примитивная: все время шастает по заграницам. И еще: энное время назад (лет, примерно, пять) провозила из Москвы в Германию, через станцию Погорелое, где автор письма руководил таможенной службой, «чужую девочку» под видом своей второй дочери. Но он-то знает (М.А. ведь - человек известный!), что у нее всего одна дочь - Зинаида. Хоть документы и в порядке, что-то тут было не так. И чего это патриот спохватился через столько лет?
Пока М.А. удивлялась да недоумевала, знакомый не успокаивался:
- Это очень серьезно, Марусенька, - шептал он ей. - Письмо зарегистрировано. Я еле изъял его, чтобы показать тебе. А завтра должен переправить его. Ну, ты же понимаешь, куда, извини. Это счастье, что сегодня все отдыхают. И там - тоже! Короче, ты должна немедленно исчезнуть из Москвы!
- Да я - только приехала, - растерялась М.А. - Еще даже не поела.
- О чем ты говоришь? Немедленно звони Ворошилову. Пробивайся к нему. Я знаю, Клим - всегда к тебе хорошо относился, он поможет. Счет уже идет на часы, ты понимаешь?
М.А. все еще колебалась: она - шпионка? Это же смех! И вдруг вспомнила «напутственные» слова Коллонтай - про Зину, про «если что». И поняла: это что вот-вот наступит для нее, и надо действовать.
Поблагодарив доброго и - и смелого - приятеля, она кинулась домой: звонить Клименту Ефремовичу, которого знала очень давно. Ведь именно он был «виноват» в той истории со «второй дочкой», а точнее. дочерью Михаила Васильевича Фрунзе.
. Когда, в 25-м году, на операционном столе скончался (на самом же деле - был убит) сорокалетний командарм, а вслед за ним - внезапно- умерла мать двоих детей легендарного полководца и коммуниста, сирот - брата и сестру - взял к себе Ворошилов. А потом приключилось еще одно несчастье. Тимур, играя с подаренной ему дядей Климом игрушкой, стрелой или еще чем-то острым, серьезно повредил глаз сестренке Татьяне - нечаянно, конечно. Можно понять ужас приемных родителей и их желание, чтобы эта история осталась тайной. Доверились они только М.А., которая работала тогда в Германии. Она примчалась в Москву и повезла - и провезла - девочку в Берлин как свою вторую дочь, «сестренку» Зины: обе - Михайловны. А потом - все сделала, чтобы ей сотворили уникальный протез: от другого глазика это «цейсовское диво» - не отличишь. Екатерина Давыдовна, жена Ворошилова, приехавшая за Таней, была потрясена качеством работы немецких умельцев и ролью в этом событии М.А.
А вот некто П., автор пасквиля, с чьими дочерьми-близняшками мы с Зиной учились потом в одном классе знаменитой «правительственной» 175-й московской школы для девочек (мальчики - в 110-й: тогда было раздельное обучение), никаких восторгов не испытывал. Такая печальная история почему-то не легла на душу этого человека, и, через столько лет, он решил ее обнародовать, познакомив с ней, в первую очередь, партийцев и чекистов.
Ворошилов, лишь услышав в трубке убитый голос М.А., тотчас пригласил ее к себе. И, выслушав, мгновенно стал решать проблему, состоящую из множества мелких и крупных дел: время же - летело. Через несколько часов М.А. отправилась в обратную дорогу - теперь кружным путем, через Ленинград, через Финляндию. Там, к этому стремительному бегу из собственной страны - присоединилась Зоя Рыбкина, тоже разведчица, будущая писательница Воскресенская (и тут - воскресенье!). А также - множество незнакомых, но надежных молчаливых людей. Кто-то встречал. Кто-то провожал. Кто-то кормил голодную женщину. Кто-то заботился о внешнем виде М.А., чтобы не узнали. Кто-то перевозил ее на неприметных маленьких поездах-«кукушках» с места на место: все ближе и ближе к Швеции.
И вот, наконец, она - дома, как это ни странно звучит! Измученная, вся в синяках и ссадинах, т.к. приходилось и скользить, и падать на неизвестных северных, скрытых от людского внимания дорогах и тропках, обнимает толстушку Зину, Коллонтай, сотрудников нашего посольства, которые так за нее переживали и тоже помогали, чем могли. А все - из-за какого-то современного Иуды!
Вот и вся «сов.секретная» быль, точнее, на профессиональном языке, - операция: стремительная и четкая. Вся, да не совсем.
Открываю недавно какую-то газету и вижу сообщение, что в Москве ограбили квартиру . дочери Фрунзе. Звоню Зине, испугавшись за нее: одна ведь живет. Та пожалела Татьяну (мало у нее бед!), сказала, что на днях говорила с ней по телефону, но больше - с мужем, так как она плохо себя чувствует. А я вдруг поняла, что срабатывает «закон бумеранга», который никто не отменял. Не может не срабатывать! Кто направит зло на другого, - немедленно получит его сторицей. «В тройном размере. Троекратное». - объяснили мне необразованные старушки во дворе. (А я и не слышала о такой точности!) Дикие австралийские аборигены, придумавшие эту простенькую с виду штуковину, были явно не дураки!
Дело - вот в чем. Зина как-то в разговоре со мной заметила: Татьяна н и к о г д а в течение в с е й жизни М.А. не общалась с ней. Более того - ни разу не позвонила «тете Марусе», которая рисковала из-за нее всем, не сказала ей доброго слова за то, что она для нее сделала. Говорят, «цейсовский» глаз до сих пор служит ей верой и правдой, не вызывая у незнающих людей никаких подозрений. Да, сердцем названная «сестра» Зины оказалась подслеповатой! Но это я так рассудила - увязала грабеж и бумеранг. А М.А., возможно, посетовала как-то, но не обвинила Татьяну - столь категорично: отходчива все-таки была, я это знаю - наблюдала. В «благовествовании» от Иоанна (гл. 20, ст. 23) есть такие простые - или очень непростые - слова, которые меня потрясли: «кому простите грехи, тому простятся; на ком оставите, на том останутся». И все мы сами, оказывается, можем многое решать, а не только без конца апеллировать к Богу: у него есть дела и поважнее!
Наверное, поэтому, давным-давно, в знойном Иерусалиме, где свершилось воскресение-воскрешение, даже низко падшие люди были наказаны по-разному: Иуду, например, не простили, а Петр, неоднократно признававшийся Христу в любви и верности, но - трижды - отрекшийся от него, был прощен. Правильно ли это? Как неясен и другой, совсем противоположный, постулат: «Не судите, да не судимы будете»? Поди - разберись. У меня не очень получается.
Скорее, получается другое: Татьяна обижена на весь подлинный мир за насильственную смерть отца. Вполне понятно. Но почему это коснулось М.А., а не «негорбящегося человека», как хитро назвал Сталина, лишив его даже вымышленного имени, Борис Пильняк, опубликовавший в 26-м году в «Новом мире» абсолютно прозрачную небольшую ведь - «Повесть непогашенной луны». Именно за нее вождь, сколько-то потерпев, расстрелял писателя в 38-м году: не хватило ума сделать вид, что не понял намека, хоть это и трудно было.
Борису Андреевичу, по-моему, очень нравилось, как в то время говорили о большевиках: «несгибаемые». Иначе, откуда тогда эта издевка, да еще с маленькой буквы? Главный герой у него - просто Гаврилов. И другие носят вполне человеческие имена. А Сталин - «негорбящийся».
В общем, пусть просит меня Татьяна Михайловна, многострадальная дочь загубленного Сосо «наркомвоенмора» Фрунзе, но от мысли о бумеранге, который непременно возвращается, я все же не отрекаюсь: как Петр - когда-то от Учителя.
Но вот Зина совсем не держит зла на Татьяну. Позванивает. Сочувствует. Хотя совершенно одинокий человек, очень сейчас болеет. Все время что-то ломает. То руки, то ноги. В личной жизни ей упорно не везло. Нет ни детей, ни внуков. Опекунов откровенно интересует прекрасная квартира. Гораздо больше, чем она сама. Короче, некому подать пресловутый «стакан воды». Однажды, правда, пришел «Шерлок Холмс» - Василий Ливанов (они живут в одном подъезде) - и принес кусочек курицы. Все.
Соседей, старых жильцов, почти не осталось: роскошный дом № 6 по улице Горького (ныне - снова Тверской) распродан богатеям, в основном, «гостям столицы». Поэтому, если Зине что-то нужно, а опекунам (хоть они - и родня), как обычно, некогда, пожилая дама - модно одетая, подкрашенная - выползает на улицу и идет в какой-нибудь магазин, то и дело грохаясь или держась за стены еще довоенных зданий вблизи Кремля, всегда мелькающих в кинохронике, чтобы купить себе, например, котлетку за сто рублей (одну!) Или длинный батон - за пятьдесят шесть. Вдруг кто-нибудь удосужится навестить?
В центре Москвы давно нет обычных, не таких дорогих, торговых точек, а те, шикарные, что есть, рассчитаны на отечественных деляг или иностранцев. Спасают Зину и других не олигархов лечебные стационары, куда дочь М.А. частенько попадает. Недавно, например, на «скорой» она угодила . в «Больницу для бедных» (почти официальное название!), что в районе Разгуляя и Елоховского собора.
Как же здорово, что «Анка-пулеметчица» не дожила до этого времени. Иначе она, умершая в привычной для себя обстановке, в окружении старых большевиков, в достойном медицинском заведении, прокляла бы, наверное, наше революционное прошлое, да и себя, стрелявшую в белых, - тоже! Особенно - увидев в самом «дурном сне», что без помощи Екатерины Великой, построившей больницу на Басманной улице, ее дочь могла и не выжить. А так, даже при минимальном количестве лекарств, - чистое белье, капельницы, хоть какая-то еда.
Зина, выпускница Института международных отношений, великолепно владеющая английским, ни разу не подумала о том, чтобы куда-то уехать на ПМЖ. Но вот М.А., с ее взрывным характером, запросто могла перестать упоенно подавать пулеметные ленты бородатому пожилому чапаевцу Провоторхову в том историческом бою, показанному и в фильме. Или, в сердцах, развернуть раскаленный «Максим» точнехонько в противоположную сторону.
А теперь - о более радостном: о чуде. Но, как всегда, увы, с горчинкой. Не так давно Зина поведала мне о своем свидании с другом, уже покинувшем нас, - Владиславом Дворжецким (во сне, конечно). Он лежал на деревянной кровати в гостиничного типа комнате, уютно устроив ладонь у щеки, и то ли дремал, то ли просто отдыхал. А возле изножья стоял . его ангел-хранитель и терпеливо чего-то ждал. Небольшого росточка, особенно в сравнении с актером, беленький, в перышках. Видно долго уже ждал, так как устало опирался на перекладину в ногах. Зина и Влад бурно радовались встрече, которая произошла внезапно. А потом гостья смущенно спросила:
- Владик, а мою маму ты встречал здесь?
- Встречал. В яблоневом саду. Да ты не волнуйся: у нее все в порядке! Живет со своими, сельскими, из «Вязóвого гая» (и сделал ударение - как М.А. всегда говорила). - И вдруг, будто вспомнив, уточнил: «С Капустиными!» Деревня, действительно, состояла всего из двух фамилий: Поповы да Капустины. И Зина поняла, что рациональная мама предпочла своих бывших, проверенных уже, соседей - Поповым.
- А Алика Даля видел? - она и с Олегом Далем была дружна, называла его по-свойски - «Аликом».
Ей хотелось сообщить что-то реальное его жене, Лизе.
- Нет, не видел. Он - в другом месте.
«Мог что-то и придумать ради нее! - подумала Зина. - Честный, как раньше. Как в кино. Как генерал Хлудов из «Бега». И вдруг - смена «картинки». Узкий, длинный, абсолютно прямой коридор и сетчатый, с двустворчатой дверью, лифт старой конструкции, где очутились те, двое. «Им уже надо возвращаться. «Увольнение», увы, закончилось. Наверное, Владик получил его за образцовое поведение!» - сообразила Зина и зафиксировала в памяти последнюю мизансцену.
. Высокая фигура Владислава, с прощально поднятой рукой, - в глубине лифта. Светлая, ангела, на переднем плане, отгораживающая подопечного от Зины. «Бдительный, не покидал его ни на минуту!»
Так, не ведавший раньше никаких подробностей о молодости М.А. - где жила, с кем, о ее «дочапаевском» и советском периодах, - Дворжецкий, невольно, убедил никогда не верившую в мистику подругу в том, что и после смерти - все продолжается. Что «квартирный вопрос», как писал Булгаков, никому не мешает существовать даже на том свете. Хотя. «Какой свет - тот, а какой - этот, - еще неизвестно», - острил умиравший в больнице поэт Михаил Светлов.
Знать бы про такое поточнее. Может, возвращаться из «командировки» на Землю («присоединяться к большинству», - как говорят о смерти американцы) будет не столь уж страшно? И нас, действительно, ждут прогулки в яблоневом - или каком-то другом - саду с близким человеком? Так хочется в это верить!
Валерия Гордеева
28 октября 2009 г.
Выходной
Ну надо же! Я научилась спать до двух! Ну надо же! Никогда бы не подумала, что я на такое способна.
Дома и на улице тишина. У соседей тоже как будто никого нет, или все спят. Никто не шумит, не ходит, не говорит, не стучит.. И даже кот мой спит! Как будто так и надо! А уже полдня прошло! Вот скажите мне, кому нужна такая женщина, которая спит до двух часов дня? Правильно, никому. Ну и ладно. Главное, что я сама себе нужна. :)
Сварила кофе. Хотя по идее уже надо бы обед готовить, а не завтракать. :)
Какая красота - выходной!!
Дома и на улице тишина. У соседей тоже как будто никого нет, или все спят. Никто не шумит, не ходит, не говорит, не стучит.. И даже кот мой спит! Как будто так и надо! А уже полдня прошло! Вот скажите мне, кому нужна такая женщина, которая спит до двух часов дня? Правильно, никому. Ну и ладно. Главное, что я сама себе нужна. :)
Сварила кофе. Хотя по идее уже надо бы обед готовить, а не завтракать. :)
Какая красота - выходной!!
Осторожно: диета по Малахову!
В книге Г.Малахова и Р.Чеброва «Тайна и скрытый смысл диеты Малахова» сказано: «Геннадий Малахов - это человек особенный. То, что он является гением и принадлежит к мессиям, было понятно уже давно. Но при помощи Высших сил выяснено, что он не является человеком пятой расы, т.е. одним из нас.Теперь мы видим его в новом свете мудрецов великой шестой расы.»
Однако Г. Малахову мало объявить себя мессией и человеком шестой расы. Поскольку он родился в 1954 году, в день, посвященный индийскому слоновоголовому богу мудрости Ганеши, то, как пишет сам автор, «я стал Ганешей», т.е. сыном мудрейшего. После всех этих извещений неудивительны следующие слова Малахова: «Современной науке о питании требуется новый уровень знаний. Я прочитал много книг и опробовал множество направлений по питанию и выбрал то, что действительно ценно. Эта сокровищница перед вами».
Сокровищница Г.Малахова представляет собой причудливую смесь натуропатии, «естественного питания», диет по Шаталовой, аюрведического, раздельного и макробиотического питания, сыроедения, уринотерапии, голодания, различных способов «очищения» отдельных органов. Нетрадиционные методы «оздоровления» даны без их научного обоснованного осмысления и практически с призывом к использованию всей указанной выше смеси. Применительно к питанию можно говорить о создании Малаховым «диетвинегрета».
Почти на каждой странице сочинений Г.Малахова, посвященных питанию, обнаруживается медицинская безграмотность в сочетании с непоколебимым самомнением. Чего стоит только одно утверждение, что при дефиците витаминов «часть пищи оседает на стенках толстой кишки в виде «накипи», а другая часть выбрасывается через дыхательные пути в виде слизи, что ведет к «отхаркиванию» и «шмыганью носом». Или высказывание о том, что огородная петрушка «убивает крупных и мелких глистов в животе».
Кроме того, Г.Малахов рекомендует выпивать большие дозы морковного сока (1,5 - 3 л в день) для «очищения печени от шлаков». По автору, при такой чистке кожа может принять желто-оранжевый цвет от желчных шлаков. Между тем, кожу окрашивают не желчные шлаки, а избыток бета-каротина, которым богата морковь. Такое пожелтение, согласно Международной классификации болезней, носит название «каротинодермии».
Правильное питание по Малахову
Малахов утверждает, что человеку достаточно 800-12-00 ккал в день. Эти величины близки к суточной калорийности пайка рабочих (1200 ккал) и служащих (800 ккал) в марте 1942 г. в блокадном Ленинграде. Последствия такого питания видны на городских кладбищах, где покоятся сотни тысяч погибших от голода, причем нет оснований считать, что у большинства из них перед переходом на скудные блокадные пайки были заболевания органов пищеварения. Кстати, заметим, что сам Г. Малахов выглядит вполне упитанным человеком.
Опасная диетаДля иллюстрации диеты «правильного питания» Г.Малахов отсылает читателей к собственному опыту. Он пишет: «Мне подходит умеренное потребление еды с пропуском вечером, т.е. два раза в день. Перед сном - травяной чай. Из пищи для меня наиболее подходят овощные салаты и тушеные овощи, вегетарианские борщи, а на второе - каши и особенно хлеб из проросшего зерна. Орехи я хоть и ем, но не насыщаюсь, а вот каши в виде плова с овощами для меня прекрасно подходят. Фрукты подходят для меня летом, стараюсь пить побольше свежевыжатых соков: яблоки плюс свекла или морковный; пью талую или очищенную воду, отвар полыни, травяные отвары. Сухофрукты с кислым вкусом мне не подходят, только сладкие: изюм, урюк, но это редко. Вот практически и все мое питание. Вместо мяса пью свою собственную урину (мочу) несколько раз в день».
Предоставляем возможность читателям самим оценивать пищевые рекомендации Малахова и его личную диету.
Уринотерапия - лекарство от всего на свете?
«Правильная диета» по Г.Малахову подразумевает включение в ее состав урины (мочи). Он трактует ее как основу всех лекарств и ценный источник лекарственных веществ, в частности значимого для организма количества аминокислот и продуктов белкового обмена. «Если человек употребляет собственную урину 2-3 раза в день по 100-200 г, надобность в белковом питании (особенно за счет животных продуктов) практически исчезает», - пишет Г.Малахов.
Отношение Г.Малахова к моче приводится в книге А. В.Фалеева «Ошибки системы Малахова»: «Поражает фантастическое воображение извращенного ума «уринового учителя». В его книгах можно найти целое кулинарное искусство: как лучше приготовить, как отварить мочу, как и когда ее лучше пить. В такой «поваренной книге» читатель может подыскать себе блюдо из мочи по вкусу из своей, чужой, детской, а также мочи животных. И все это абсолютно серьезно и с претензией на наукообразность. Но ведь это же натуральное психическое извращение. Милые «малаховцы», если у вас есть хоть капля здравого смысла - опомнитесь!»
Очищение от шлаков
Полное очищение от шлаков
Особое внимание в сочинениях Г.Малахова уделяется сочетанию рекомендованного им питания с различными видами очищения организма от мифических шлаков. Особое внимание он уделяет очистке толстого кишечника и печени. По его словам, «если бы человеческий организм был прозрачным, то многие смогли бы увидеть внутри своего толстого кишечника до 10 кг спекшегося, прилипшего к стенкам кала или 1-2 литра слизи, похожей на бурые водоросли. Производя чистку толстого кишечника и печени, вы увидите вышедшую у вас плесень в виде черных лоскутков!» Цитированные «страшилки» нелепы и бездоказательны, их можно отнести к ненаучной фантастике. Автору следует хоть один раз побывать на процедуре обследования, именуемой колоноскопией или на рентгеноскопии кишечника, а также побеседовать со специалистами, которые ежедневно обследуют толстый кишечник.
Между тем, Г. Малахов дает следующие рекомендации по очистке толстого кишечника - 4 раза в год, по 5 недель использовать разные варианты клизм: с добавлением к 2-м литрам воды мочи (собственной или домочадцев) или яблочного уксуса, сока лимона, молочной сыворотки, имбиря, с талой, омагниченной, чесночной водой и т.п. Сходные по своей нелепости очистки предлагаются автором для печени и почек.
Голодание
Голодание по Малахову тоже входит в систему очищения организма, причем Малаховым предложен уникальный по своей антинаучной сути и опасности для здоровья вариант голодания. Изложенные им механизмы и методика голодания представляет собой удивительно разнородную смесь, которая включает:
- обоснование голодания ссылками на «Евангелие Мира Иисуса Христа от ученика Иоанна», не вошедшее в Новый Завет Библии, так как христианскими богословами признано кощунственной подделкой.
- проведение голодания с учетом аюрведических типов тела - «ветер, желчь, слизь», что в аюрведе соответствует вата, пита и капха дошам.
- очищение организма во время голодания по системе йогов, включая сложнейшую и доступную истинным йогам шанкх пракшалану, когда обильно выпитую воду человек сам «проталкивает» через весь желудочно-кишечный тракт.
- уриновое голодание: человек во время голодания пьет не только воду, но и собственную мочу, а также делает микроклизмы и массаж тела с помощью этой мочи.
По словам Малахова, «уриновое голодание является венцом всех голоданий». Если обычное голодание «позволяет очистить и оздоровить организм, то уриновое - позволяет восстановить разрушенные болезнью органы».
Делясь собственным опытом, Малахов сообщает, что после голодания его кал приобрел запах фруктов. Отметим, что во всех своих сочинениях, он с особым удовольствием рассказывает о виде, консистенции и запахе своих экскрементов,
Для специалистов очевидна лженаучная сущность теорий и рекомендаций Г.Малахова. Ситуация отнюдь не нейтральная. Можно легко продемонстрировать опасность некоторых его рекомендаций. В частности, это касается широко разрекламированной им и опасной для здоровья уринотерапии. Другая рекомендация - «чистка печени» большими дозами масла - категорически противопоказана при наличии камней в желчном пузыре, она может привести к тяжелым осложнениям.
Между тем, Малахов советует выполнять эту «чистку» и при желчнокаменной болезни. И даже кажущаяся безобидной диета может навредить большому количеству людей. Мы полагаем, что «малаховщина» - это сегодня в нашей стране вершина псевдонаучного подхода к медицине в целом и науке о питании здорового и больного человека в частности.
В порыве...
Рай.
Животные верят в Бога, поедая друг друга,
Сатана-альбинос сдаётся, зажмурься и увидишь Рай,
Жизнь превратилась в слёзы, в руки влезает пустота,
если услышишь - отправь дождь, взрасти цветы на моей могиле.
Сияют просторы, жарит душу в горле застрявший страх,
обратим время вспять, и если хочешь меня, то забирай,
Мой страдающий голос затих, хочет взорвать своё одиночество,
ты на пороге, я уже за ним, жаль, что крылья мы так и не раскрыли.
Помолимся, хотя и нет грехов, детский восторг,
холодный воздух, замедляются слова, и самое главное остаётся внутри,
Дыхание трепетало и говорило с тобой, когда-то мир был другим,
зависла мысль, окрасилась в чёрный и умерла вместе со мной.
Встретившись в твоём воображении, прислушались к ощущениям и ожили,
я в вечном оцепенении, ты давно прочитал меня, а теперь повтори,
Короткое прекрасное заставляет дрожать, остановка заставляет бояться,
подари жизнь раю, и твоя сольётся с моей душой.
Только я.
Под землёй, в космосе или в придуманном мире,
ты услышишь мой плач, я единственная в твоём сердце, я душа твоя,
Может быть, встретимся у меня или я приснюсь тебе ночью,
вечная память - отражение моей жизни, призрачный зов в никуда.
Ветер в тревожное лицо, взгляд на грани слёз,
безумный холод проедает насквозь, это мой шаг и эта смерть моя,
Пустые страницы священной книги, которые заполнишь ты сам,
судьбу держу, тут новое время - одиночество убило пустые города.
Спасительная надежда, пусть умерла вера в ничтожное счастье,
чёрная радость накрыла веки, а смех взорвал сердце и похоронил меня,
Сожжённые мечты, здесь будет рай, если немного захочу,
с пустотой приходит сияние, в твоих глазах я, и мой шёпот зовёт домой.
Невинные грехи, в томной тишине ноты жизни, страх перед сном,
бесплодный поиск забытых земель, я позабочусь, а ты сохрани себя,
Сквозь пальцы льётся реальность, вдохновение скользнуло по нервам,
голос ушёл в вечность, я пришлю мечту и подарю покой.
КОНЕЦ И НАЧАЛО.
СЕКУНДОЙ БОЛЬШЕ НАД РАСКАЛЁННОЙ БЕЗДНОЙ,
ВНЕ ВРЕМЕНИ НА ЧАСОВОЙ БОМБЕ, СПРЯЧУСЬ В ТУПИКЕ,
БЕЛЫЙ ДЕМОН ПОЖИРАЕТ ДОБРО, УСПЕЙ ЗАПОМНИТЬ БОГА В ЛИЦО,
Я В МИЛЛИОНАХ, МИЛЛИОНЫ ВО МНЕ, СГОРЕТЬ ИЛИ ПОЗНАТЬ ВСЮ ГЛУБИНУ.
МЁРТВЫЕ ГУБЫ ВСЁ ТАК ЖЕ ДАРЯТ ЛЮБОВЬ, Я ТИХО НА ЦЫПОЧКАХ К ТЕБЕ И ОБРАТНО,
АНГЕЛЫ ПОЮТ И ИГРАЮТ НА ЛЮТНЯХ В СМЕРТНОМ ОГНЕ,
УТОНУВШАЯ В РАСПЫЛЁННОЙ РЕАЛЬНОСТИ, ИЩУ СПАСЕНИЯ В ТВОЁМ СОЗНАНИИ,
СМЕСЬ СНА И ВЫСОКОГО НАПРЯЖЕНИЯ, ВЫБРАЛА ДОРОГУ, ЖАЛЬ, ЧТО НЕ ТУ.
НЕ ХОЧУ БОРОТЬСЯ СО СВОИМИ МЫСЛЯМИ, ОТПРАВЛЮСЬ В ДОЛИНУ ОБЛАКОВ,
ОСТАНУСЬ В НОЧИ, ПОЦЕЛУЕМ УБЬЮ РАССВЕТ, НА ЗАВТРА НЕ ОСТАНЕТСЯ СИЛ,
ПЫЛЬЮ РАССЫПЛЮСЬ, НИКОГДА И НЕ БЫЛО, ПОКРОЮ ПРИНЕСЁННЫЕ ЦВЕТЫ,
ТЕПЕРЬ Я ВЫШЕ ВСЕГО, И Я ДАМ ВСЕМУ НАЧАЛО.
СЛОВНО ТУМАН В ТВОЁМ ЧИСТОМ РАЗУМЕ, ЗАПОЛНЯЮЩАЯ ПРОСТРАНСТВО СТИХИЯ,
СЛАДКИЙ МИГ, Я ОСТАНУСЬ ЗА ДВЕРЬЮ, СКОЛЬКО БЫ НИ ПРОСИЛ,
С ПУСТОТОЙ В СЕРДЦЕ, ДУША УШЛА, ГОЛОДНАЯ АГОНИЯ ЗАБРАЛА К СЕБЕ,
ТЩЕТНЫЕ ПОПЫТКИ ЖИТЬ, МЫ НЕ УЗНАЛИ, ЧТО НАС УБИВАЛО.
Подписаться на:
Сообщения (Atom)